Маленькое безответственное рассуждение на тему «мужское-женское» в драматургии, которую мне «задали» для круглого стола на фестивале «Золотая маска». Я люблю, когда мне «задают», и чем дальше тема, тем интереснее бывают личные открытия.
Я никогда не задумывалась о женской драматургии, как о чем-то отдельном, но это не значит, что я интуитивно не чувствовала, что это понятие существует.
Начнем с того, что мне довольно часто говорили мужчины, что я пишу как мужчина. А однажды Михаил Угаров (авторитет) в своем ЖЖ написал, что у драматурга Ворожбит твердая мужская рука. Как бы на это отреагировали европейские, например, женщины? Могу себе представить. А я была счастлива это прочитать. Значит, если бы он написал, что у меня женская рука – мне бы было это неприятно? Да. Это правда. И феминистки меня справедливо растерзают.
Высасывая из себя эту тему, я начала с вопроса, который поставила сама себе.
Чувствую ли я себя женщиной, когда пишу пьесы?
Да, конечно. Потому что я пишу про себя. Мои главные героини всегда женщины. Я их лучше чувствую и понимаю, мне интереснее про них писать. К тому же они и есть героини сегодняшней жизни. Роль женщины в Украине, как в семье, так и в обществе особенная. У нас не официальный матриархат. Нам выгоден именно не официальный, так как формально ответственность лежит все-таки на мужчинах. Наши женщины с утра надевают каблуки и норковую шкуру, наносят макияж и повязывают косу вокруг головы. Они всегда озабочены тем, чтобы нравиться. Но при этом они больше учатся, больше работают, чаще содержат семью, больше зарабатывают, чем мужчины. Они сильнее, на порядок сильнее и амбициознее. Но они сами не замечают, как уничтожают своих мужчин. А если замечают – то злятся, что так легко сломался. Уничтожая мужчин - уничтожают семью, институт брака. Что делать со своей разрушительной силой, со своей властью и не рациональностью? У нас есть сила, но нет культуры управления ею. Об этом я пишу тоже.
Есть хорошая пьеса украинского драматурга Жени Марковского, которая называется «Пиздострадания». Там украинские мужчины из провинции, которым глубоко чужды идеи гомосексуализма, тоскуют о прекрасной слабой женщине, а эта женщина (которая тоже каждую минуту тоскует по сильному мужчине) их уничтожает, ломает, выкручивает. Потому что этот программист с пивным животом не может удовлетворить ее большие, все время меняющиеся запросы. Она ведь действительно прекрасна и заслуживает большего.
Это женщина, которая больше, чем женщина (или меньше, чем женщина?). Она не удовлетворяется ролью матери и жены. Она хочет учиться, соревноваться, у нее острый ум, интуиция, отвага. Ей хочется прожить много жизней за одну жизнь. Она не умеет жить в браке. Она выходит за рамки социальных функций. Она не удовлетворена, и она хочет об этом кричать. Именно такие женщины становятся драматургами. Я убеждена, что ведьмы, которых сжигали во времена инквизиции, были потенциальными драматургами. Только раньше их не пускали в театр, и они по-другому назывались. А теперь у них есть это прибежище, где они могут заниматься драматургией, истерией, колдовством и рефлексией. Пугать и погружать во мрак, предсказывать, гадать. Слепая Ванга – большой драматург тоже.
Про таких в украинской деревне говорят «она что-то знает». Мое знакомство с женской драматургией началось с пьес Петрушевской и Садур. У меня тут же возникло ощущение, что они «что-то знают». Они заворожили меня своим свободным диалогом со смертью, глубоким бесстрашным погружением в иррациональное. Ответственно заявляю – мужчины так не могут.
О чем же пишут женщины-драматурги, которых я знаю и люблю?
Они пишут о родовом, первобытном, чувственном. О смерти и рождении. Женщина драматург реже заражается гуманистическим пафосом, ее меньше интересует социология и политика, у нее почти нет гражданской позиции. Когда она делает вид, что пишет про это – она врет. Кэрол Черчил в пьесе «Количество» маскируется под мужчину, говорит от лица мужчины, пьеса как-бы о глобализации, о клонировании. Но на самом деле она пишет о родовой, материнской вине перед ребенком. И эту пьесу могла написать только женщина, потому что мужчина ничего об этом не знает.
Мужчина драматург пишет для театра, для режиссера, для нобелевской премии и для вечности. У женщины – это психотерапия, замещение, решение личных проблем, наказание и месть. У мужчины ответственность перед обществом, у женщины – диалог с природой (природа мстит и еще как!).
Она не могла бы написать «Чайку», «Вишневый сад», «Ревизор». Но она могла бы написать некоторые пьесы Толстого, потому что когда он их писал, он становился женщиной. И это не единственный пример удачного мужского перевоплощения.
А кто из писательниц становился мужчиной в творчестве? На сегодняшний день из драматургов - Дорота Масловская ближе всех. Про нее говорят, что она написала пьесу манифест про Польшу, где отрефлексировала целый народ.
Что меня волнует, как драматурга женского пола: может ли ОНА выйти за рамки природы, стать совестью, голосом своего народа, пророком, как стали писатели, на которых я выросла: Гоголь, Шевченко, Толстой, Чехов и др.? Я по-прежнему меряюсь только с ними, но может зря? Может, нужно сменить ориентиры - потому что это игры мальчиков, в которые они нас втянули?
